Книга про то, как современная безнаказанность в повседневных вещах отделяет человека от последствий его действий и способствует созданию неработающих систем.

Когда я прочитал “Антихрупкость”, у меня не было желания читать другие книги автора. Не потому что мне что-то не понравилось, я до сих пор считаю, что это безумно ценный труд, а потому что мне казалось, что все остальные книги Нассима Талеба будут в целом о том же самом. В целом, я не ошибся – в этой книге все про тех же черных лебедей и антихрупкость. Но тем другая – о риске своей шкурой, почему это важно и как право действий, которые не подразумевают риска тому, кто их совершает, влияет на общество.

Сам термин “риск собственной шкурой” может быть сходу непонятен, но развеять сомнения можно этой цитатой:

Шкура на кону означает, что вы обращаете внимание не на слова других людей, а лишь на то, что они делают — и чем именно рискуют. И пусть чудесное выживание работает.

Читая книгу, набираешься целым фундаментом для последующих размышлений о жизни. Нассима Талеба называют писателем, статистиком и трейдером. Я же считаю, что он современный философ. Не то чтобы мое мнение было каким-то уникальным, ведь у него также есть доктора степень по философии, хотя, конечно же, он сам все эти степени осуждает.

Автор рассказывает, что по определению рационально то, что работает. А то, что создают люди, не ставя свою шкуру на кон, будет усложняться, пока в конце концов не рухнет. Озвучивает непопулярное мнение, что в суевериях нет ничего плохого, потому что они никому не вредят. И еще много разных мыслей, которые позволяют уточнить в размышлениях не на один вечер.

Опасайся людей, советующих поступить так-то и так-то, потому что это “лучше для тебя” и хорошо для них тоже, в то время как если тебе в итоге будет хуже, их это не коснется.

Людям, выживание которых зависит от качественной “оценки работы” начальством, нельзя доверять важные решения.

Именно в этой книге были озвучены тезисы про влияние меньшинств, про которое я писал здесь и здесь.

В посте как обычно список самых примечательных цитат.

---

Портя себе шкуру, вы учитесь и совершаете открытия – таков механизм органических сигналов, которые греки называли патемата математа (“обучайся через боль” – принцип, хорошо известный матерям маленьких детей). Знания, которые мы получаем через прилаживание, через пробы и ошибки, через опыт и по прошествии времени, другими словами, через контакт с землей, – несомненно лучше знаний, полученных через рассуждения. Однако своекорыстные институции делали все, чтобы мы этого не узнали.

Бюрократия – это конструкция, удобно отделяющая человека от последствий его действий.

Механизм переноса рисков также препятствует обучению.

Вам ни за что не убедить кого-то в том, что он не прав; это может сделать только реальность.

Самое знаменитое предписание Хаммурапи таково: “Если строитель построил человеку дом и свою работу сделал непрочно, а дом, который он построил, рухнул и убил хозяина, то этот строитель должен быть казнен”.

Слушайте советы того, кто зарабатывает на жизнь советами, только если он, делая совет, чем-то рискует.

Я лично знаком с богачами, прогнозы которых не сбываются, и “хорошими” (но бедными) аналитиками. В жизни важно не то, часто ли вы бываете “правы” в своих прогнозах, а то, сколько вы, будучи правым, зарабатываете. Быть неправым, если это ничего вам не сжит, не зазорно; точно так же дело обстоит и с исследованиями методом проб и ошибок.

Без шкуры на кону мы не поймем Разумность времени (проявления эффекта Линди, при котором 1) время избавляется от хрупкого и оставляет неуязвимое и 2) ожидаемая продолжительность жизни некрупного со временем увеличивается).

По определению то, что успешно работает не может быть иррациональным; почти у всех моих знакомых, постоянно терпящих неудачи в бизнесе, есть этот ментальный блок – они не в состоянии понять, что, если что-то глупое работает (и делает деньги), глупым оно быть не может.

Рационально то, что позволяет коллективу — компонентам, которые должны жить долго, — выживать.

То, что создают люди, не ставя свою шкуру на кон, будет усложняться (пока в конце концов не рухнет).

Если вы собрались с силами и, сделав невероятный рывок, подняли машину, чтобы спасти ребенка, эта сила останется с вами и после происшествия. В отличие от наркомана, теряющего изобретательность, вы сохраните все чему вы научились, никто у вас этого не отнимет. Для меня это основная причина воевать с традиционной системой образования, созданной ботанами для ботанов. Многие дети научились бы любить математику, если бы это было важно, — и, что важнее, научились бы инстинктивно чуять злоупотребление математикой.

Опасайся людей, советующих поступить так-то и так-то, потому что это “лучше для тебя” и хорошо для них тоже, в то время как если тебе в итоге будет хуже, их это не коснется.

Изучение отдельных муравьев почти никогда не сообщает нам, как действует муравейник. Чтобы это понять, нужно смотреть на сам муравейник, не больше и не меньше; муравейник – не совокупность муравьев. Такое свойство целого называют “непредвиденным”: части и целое различаются, потому что важнее всего взаимодействие межд частями.

Инвалид не станет пользоваться обычной уборной, а неинвалид может пользоваться удобной для инвалидов.

“Если среди гостей 10% женщин, то пиво подавать нельзя. Однако большинство мужчин пьет вино. И если подавать только вино, потребуется единственный комплект бокалов, – это, используя язык групп крови, универсальный донор”.

Да, нетерпимое меньшинство может контролировать демократию и уничтожить ее. И в конце концов оно точно уничтожит наш мир.

Наука – не сумма того, что думают ученые; как и в случае с рынками, это весьма ассиметричная сфера деятельности. Как только ты опроверг теорию, она стала неправильной. Если бы в науке существовал консенсус большинства, мы до сих пор жили бы как в Средневековье, и Эйнштейн кончил бы тем, с чего начинал: служащим патентного бюро с бесплодным хобби.

Революции, безусловно, совершаются одержимым меньшинством. Да и всем ростом, экономическим или моральном, общество обязано меньшинству.

“Высокий полет” хорошо только при определенных условиях. Вы могли думать, что в Америке нет никого могущественнее главы ЦРУ, но, как оказалось, уважаемый Дэвид Петреус был более уязвим, чем водитель грузовика. Этот чувак не имел права даже изменить жене. Вы можете рисковать чужими жизнями, но оставаться рабом. Так организована вся структура государственной службы.

Людям, выживание которых зависит от качественной “оценки работы” начальством, нельзя доверять важные решения.

С террористами-джихадистами возникает необычное препятствие: мы абсолютно беззащитны перед сбитым с толку человеком, готовым убить десятки ни в чем не повинных людей без ущерба для себя, то есть не ставя шкуру на кон. Если убивать всех, кто выглядит как террорист, можно убить не того человека; если ничего не делать, террористы убьют очень многих, а этого мы допустить не можем. В результате есть случаи, когда обычные граждане окружают и “обнимают” тех, кто кажется террористом-самоубийцей, в местах, где взрыв будет наименее разрушителен. Это тоже борьба с шахидами.

Тому, кто не ставит шкуру на кон, – скажем, топ-менеджеру корпорации, получающему огромную зарплату, но ничего не теряющему (обычно такие толкают речи на совещаниях), – платят исходя из показателей, которые не обязательно отражают здоровье фирмы; этими показателями он манипулирует чтобы скрыть риски и получить премию, а потом уходит на пенсию (или занимается тем же самым в другой фирме) – и винит преемника в сложившейся ситуации.

Когда одна группа людей ничего не теряет, остальные ничего не приобретают.

Аристотель в “риторике” пишет, что зависть – чувство, которое вы скорее встретите среди себе подобных, иначе говоря, представитель низшего класса или среднего класса, но не богачу. “Сапожник завидует сапожнику, каменщик – каменщику”.

“Интеллектуалам” кажется, что рассуждать о бедняке как о концепции (ими же и придуманной) нормально. Так они убеждают себя, что знают, что лучше для бедных людей.

Когда трейдер получает прибыль, он сообщает об этом коротко; когда трейдер терпит убытки, он затопит вас подробностями, теориями и графиками.

Тот, кто не соответствует образу, но сделал (какую-то) успешную карьеру, должен был побороться за то, чтобы выглядеть так, как он выглядит. И если нам повезло и у нас есть люди, не соответствующие образу, то лишь благодаря шкуре на кону и взаимодействую с реальностью, которая отфильтровывает некомпетентных, – потому что реальности наплевать на то, как вы выглядите.

Эвристический подход здесь – учитывать образование, только наоборот: если два кандидата равны по навыкам, наймите окончившего менее популярный вуз. Этот человек должен был преуспеть, невзирая на наличие конкурентов с более “громкими” дипломами, и преодолеть более серьезные барьеры. К тому же с теми, кто не посещал Гарвард, куда легче иметь дело в реальном мире.

Я понял, что богачи — естественные мишени; как кричит Фиест в названной его именем трагедии Сенеки, воры не забираются в безденежные дома, а яд чаще подают в золотых кубках, чем в обычных. Яд пьют из золотых чаш.

Я случайно открыл способ изменить поведение неэтичных хамов без совестных угроз. Снимайте их на камеру. Сам процесс фотографирования сообщает им, что их жизнь – в ваших руках, и вы контролируете их будущее поведение через их молчание. Они не знают, что теперь делать, и будут жить в состоянии неопределенности.

Принцип неосторожности гласит: чтобы избежать какого-то действия, не нужно обосновывать решение сложными моделями. Если мы чего-то не понимаем, а последствия системны, действия нужно избегать. Модели плодят ошибки – это я усвоил, когда был финансистом; как правило, риски появляются в анализе, когда ущерб уже нанесен.

Спартанский законодатель Ликург, когда ему предлагали разрешить в Спарте демократию, отвечал: “Начните со своей семьи”.

Если ваша частная жизнь конфликтует с вашей интеллектуальной позицией, обнуляется ваша интеллектуальная позиция, а не ваша частная жизнь.

Если ваши частные действия не следуют из ваших общих идей, у вас не может быть общих идей.

Существует проблема излишнего внимания к положительным результатам: данные о прошлом слишком часто анализируют методом via positiva и недостаточно часто via negativa. Даже в эмпирических науках положительные результаты (“это работает”) чаще удостаиваются внимания, нежели отрицательные (“это не работает”).

Никогда не забывайте о том, что историки и политологические псевдоэксперты – это отборная кучка людей, черпающих знания из книг, а не из реальности и бизнеса. Это касается и чиновников Госдепа – их набирают не из авантюристов и людей действия, а из учеников тех самых ученых. Давайте без обиняков: потратить кусок жизни на чтение архивов библиотеки Йельского университета – не то занятие, которому с радостью предастся человек без школярского темперамента, вынужденный постоянно выживать, например сборщик долгов, работающий на мафию, или биржевой маклер, торгующий товарами с волатильными ценами.

Мой девиз таков: “Математики мыслят (точно определенными и помещенными в контекст) объектами и связями, юристы и правоведы – контрактами, логики – максимально абстрактными операторами, а дураки – словами”.

Два человека могут использовать одно и тоже слово для обозначения разных вещей и все-таки продолжать беседу; это нормально, когда вы встречаетесь за кофе, но не когда принимаете решения, особенно решения, влияющие на других.

Чем изображение, создающее иллюзию реальности, отличается от веры в Деда Мороза, если та повышает ценность эстетического опыта Нового года? Ничем; ни то, ни другое не приносит вреда.

В этом смысле суеверия ни по каким меркам не иррациональны: человечество не сумело вывести критерий рациональности действий, которые никому ничего не стоят. А вот действия, которые вам вредят, можно и распознать, и — иногда — наблюдать.

Шкура на кону означает, что вы обращаете внимание не на слова других людей, а лишь на то, что они делают — и чем именно рискуют. И пусть чудесное выживание работает.

Единственное обнаруженное мною определение рациональности, которое практически, эмпирически и математически строго, таково: рационально то, что позволяет выжить.

Не все, что случается, случится по какой-то причине, но все, что выживает, выживает по какой-то причине.

Используемое в социальных науках понятие “уклонения от убытка” не было тщательно продумано — его нельзя измерять так, как его измеряют (если оно измеримо в принципе). Например, вы спрашиваете человека, сколько бы он заплатил, чтобы застраховаться от риска потерять сто долларов с вероятностью 1%. Вы пытаетесь уразуметь, сколько он “переплачивает” за “уклонение от риска” или — еще более дурацкое понятие — “уклонение от убытка”. При этом вам нельзя не учитывать все остальные финансовые риски человека: есть ли у него машина, которая припаркована за углом и которую могут поцарапать, вложил ли он в ценные бумаги, которые могут упасть, владеет ли он пекарней, которую могут оштрафовать, посещает ли его ребенок университет, который может внезапно поднять цены, могут ли человека уволить, может ли он в вдруг слечь с тяжелой болезнью. Все эти риски аккумулируются, и отношение человека к данному риску отражает всю ситуацию в целом. Крах неделим и инвариантен относительно источника неопределенности, который может стать его причиной.

Смерть может быть худшим сценарием только для психопата. Тех, кто сказал, что больше всего боится смерти, я спросил: “Ваша смерть плюс смерть ваших детей, племянников, кузенов, кошки, собак, попугая и хомяка хуже, чем одна только ваша смерть?”.

Агентская проблема. Невыравнивание интересов агента и принципиален, скажем, продавца автомобилей и ваших (потенциального владельца машины) или врача и пациента.

Эффект Линди. Когда технология, идея, корпорация или что-то неуничтожамое выживает и с каждым новым днем увеличивает ожидаемую продолжительность жизни — в отличие от уничтожаемых явлений (таких, как люди, кошки, собаки, экономические теории и помидоры). Скажем, книга, которую читают и издают сто лет, наверняка продержится следующее столетие – если продажи не упадут.

Принципе доброжелательности. В интеллектуальных дебатах придерживайтесь симметрии; представляйте доводы оппонента так же, как вы хотите, чтобы кто-то другой представлял ваши. Противоположность – аргумент типа “чучело”.